ἓν οἶδα ὅτι οὐδὲν οἶδα
— Она молодая, — сказала она, — но посмотри на меня! У меня чудесные лодыжки. Посмотри, какие у меня запястья, у меня чудесные запястья. О Боже, я думала, у нас все хорошо, а она является снова, как только она звонит, ты сходишь с ума. Ты говорил мне, что с ней все кончено. Послушай, я прожила достаточно и умею, как быть хорошей женщиной, зачем же тебе плохая? Тебе нужно, чтоб тебя мучили, да? Ты считаешь, что жизнь поганая поэтому, если с тобой погано обращаются, то так и должно быть, да? Ну скажи, правда ведь? Ты хочешь, чтоб с тобой обращались, как с куском дерьма? А мой сын, он ведь хотел с тобой познакомиться. Я все рассказала сыну, я бросила всех любовников. Я стояла в кафе и кричала: «Я ВЛЮБЛЕНА!», а ты меня одурачил...
— Мне очень жаль, — сказал я, — очень жаль.
— Обними меня, — сказала она, — ну, пожалуйста, обними меня!
— Со мной раньше такого не случалось, — сказал я, — эти треугольники...
Она встала и закурила, она вся дрожала, она ходила туда-сюда, дикая и безумная. У нее было маленькое тело, тонкие руки, очень тонкие, и когда она закричала и набросилась на меня, я схватил ее за запястья и посмотрел ей в глаза: ненависть, уходящая в глубь столетий. Я был вероломный, бессовестный и больной. Все, чему я учился, было утрачено. Я был самый подлый на свете и все мои стихи были фальшивы.
— Мне очень жаль, — сказал я, — очень жаль.
— Обними меня, — сказала она, — ну, пожалуйста, обними меня!
— Со мной раньше такого не случалось, — сказал я, — эти треугольники...
Она встала и закурила, она вся дрожала, она ходила туда-сюда, дикая и безумная. У нее было маленькое тело, тонкие руки, очень тонкие, и когда она закричала и набросилась на меня, я схватил ее за запястья и посмотрел ей в глаза: ненависть, уходящая в глубь столетий. Я был вероломный, бессовестный и больной. Все, чему я учился, было утрачено. Я был самый подлый на свете и все мои стихи были фальшивы.
© Чарльз Буковски